Стихотворения русских поэтов классиков о горах. Для детей и школьников.
Твое искусство высится вершиной,
А без гряды истории седой
Твое искусство — холмик муравьиный.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.
Прощай, моя родина! Север, прощай,-
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!
Прощайте, вершины под кровлей снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.
В горах мое сердце... Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу!
И наступи на темный лес.
Ты за собою смертных взоры
Зовешь на синеву небес.
Снегов серебряных порфира
Не хочет праха прикрывать;
Твоя судьба на гранях мира
Не снисходить, а возвышать.
Не тронет вздох тебя бессильный,
Не омрачит земли тоска:
У ног твоих, как дым кадильный,
Вияся, тают облака.
Вы взлелеяли детство мое;
Вы носили меня на своих одичалых хребтах,
Облаками меня одевали,
Вы к небу меня приучили,
И я с той поры все мечтаю об вас да о небе.
Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи,
Кто раз лишь на ваших вершинах творцу помолился,
Тот жизнь презирает,
Хотя в то мгновенье гордился он ею!..
Часто во время зари я глядел на снега и далекие льдины утесов;
Они так сияли в лучах восходящего солнца,
И в розовый блеск одеваясь, они,
Между тем как внизу все темно,
Возвещали прохожему утро.
И розовый цвет их подобился цвету стыда:
Как будто девицы,
Когда вдруг увидят мужчину купаясь,
В таком уж смущеньи,
Что белой одежды накинуть на грудь не успеют.
Как я любил твои бури, Кавказ!
Те пустынные громкие бури,
Которым пещеры как стражи ночей отвечают!..
На гладком холме одинокое дерево,
Ветром, дождями нагнутое,
Иль виноградник, шумящий в ущелье,
И путь неизвестный над пропастью,
Где, покрываяся пеной,
Бежит безымянная речка,
И выстрел нежданный,
И страх после выстрела:
Враг ли коварный иль просто охотник...
Все, все в этом крае прекрасно.
Воздух там чист, как молитва ребенка;
И люди как вольные птицы живут беззаботно;
Война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит.
В дымной сакле, землей иль сухим тростником
Покровенной, таятся их жены и девы и чистят оружье,
И шьют серебром - в тишине увядая
Душою - желающей, южной, с цепями судьбы незнакомой.
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад.
И можно свернуть, обрыв обогнуть,-
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал -
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес.
Внизу не встретишь, как не тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил.
Как Вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил.
И пусть говорят - да, пусть говорят!
Но нет - никто не гибнет зря,
Так - лучше, чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд,-
Пройдут тобой не пройденый маршрут.
Отвесные стены - а ну, не зевай!
Ты здесь на везение не уповай.
В горах ненадежны ни камень, ни лед, ни скала.
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк,
И молимся, чтобы страховка не подвела.
Мы рубим ступени. Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони - ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим - у которых вершина еще впереди.
Идут лавины одна за одной.
И здесь за камнепадом ревет камнепад, -
И можно свернуть, обрыв обогнуть, -
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа!.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал -
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес:
Внизу не встретишь, как не тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил, -
Как Вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом -
Которую ты так и не покорил.
И пусть говорят, да, пусть говорят,
Но - нет, никто не гибнет зря!
Так лучше - чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд, -
Пройдут тобой не пройденный маршрут.
Отвесные стены... А ну - не зевай!
Ты здесь на везение не уповай -
В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала, -
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк -
И молимся, чтобы страховка не подвела.
Мы рубим ступени... Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони - ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим - у которых вершина еще впереди.
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит - оттого,
Что не любить оно не может.
- Скучно в чужой стороне.-
Деву-красавицу хочет найти.
- Ты не вернешься ко мне.-
Видит усадьбу на мшистой горе.
- Скучно в чужой стороне.-
Кирстэн-малютка стоит на дворе.
- Ты не вернешься ко мне.-
Он называет невестой ее.
- Скучно в чужой стороне.-
Деве дарит ожерелье свое.
- Ты не вернешься ко мне.-
Дал ей он кольца, и за руку взял.
- Скучно в чужой стороне.-
Кирстэн-малютку в свой замок умчал.
- Ты не вернешься ко мне.-
Годы проходят, пять лет пронеслось.
- Скучно в чужой стороне.-
Много бедняжке поплакать пришлось.
- Ты не вернешься ко мне.-
Девять и десять умчалось лет.
- Скучно в чужой стороне.-
Кирстэн забыла про солнечный свет.
- Ты не вернешься ко мне.-
Где-то веселье, цветы, и весна.
- Скучно в чужой стороне.-
Кирстэн во мраке тоскует одна.
- Ты не вернешься ко мне.
Где стелется тихо столетье сосны
И каждый умножен и нежен
Как баловень бога живого.
Я вижу широкую вежу
И нежу собою и нижу.
Падун улетает по дань,
И вы, точно ветка весны,
Летя по утиной реке паутиной.
Ночная усадьба судьбы,
Север цели всех созвездий
Созерцали вы.
Вилось одеянье волос,
И каждый — путь солнца,
Летевший в меня, чтобы солнце на солнце менять.
Березы мох — маленький замок,
И вы — одеяние ивы,
Что с тихим напевом «увы!»
Качала качель головы.
На матери камень
Ты встала; он громок
Морями и материками,
Поэтому пел мой потомок.
Но ведом ночным небосводом
И за руку зорями зорко ведом.
Вхожу в одинокую хижу,
Куда я годую себя и меня.
Печаль, распустив паруса,
Где делится горе владелицы,
Увозит свои имена,
Слезает неясной слезой,
Изученной тропкой из окон
Хранимой храмины.
И лавою падает вал,
Оливы желанья увел
Суровый поток
Дорогою пяток.
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ.
Я счастлив был с вами, ущелия гор;
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
Как взволновал меня вот этот дикий скат.
Пустой кремнистый дол, загон овечьих стад,
Пастушеский костер и горький запах дыма!
Тревогой странною и радостью томимо,
Мне сердце говорит: «Вернись, вернись назад!»—
Дым на меня пахнул, как сладкий аромат,
И с завистью, с тоской я проезжаю мимо.
Поэзия не в том, совсем не в том, что свет
Поэзией зовет. Она в моем наследстве.
Чем я богаче им, тем больше — я поэт.
Я говорю себе, почуяв темный след
Того, что пращур мой воспринял в древнем детстве:
— Нет в мире разных душ и времени в нем нет!
Я снова посвящаю стих небрежный.
Как сына, ты его благослови
И осени вершиной белоснежной.
Еще ребенком, чуждый и любви
И дум честолюбивых, я беспечно
Бродил в твоих ущельях, — грозный, вечный,
Угрюмый великан, меня носил
Ты бережно, как пестун, юных сил
Хранитель верный, и мечтою
Я страстно обнимал тебя порою.
И мысль моя, свободна и легка,
Бродила по утесам, где, блистая
Лучом зари, сбирались облака,
Туманные вершины омрачая,
Косматые, как перья шишака.
А вдалеке, как вечные ступени
С земли на небо, в край моих видений,
Зубчатою тянулись полосой,
Таинственней, синей одна другой,
Всё горы, чуть приметные для глаза,
Сыны и братья грозного Кавказа.
Он приехал на белом верблюде,
Он ходил в задыхавшемся городе -
И его там заметили люди.
И людскую толпу бесталанную
С ее жизнью беспечной зыбкой
Поразил он спокойною, странною
И такой непонятной улыбкой.
Будто знает он что-то заветное,
Будто слышал он самое вечное,
Будто видел он самое светлое,
Будто чувствовал все бесконечное.
И взбесило толпу ресторанную
С ее жизнью и прочной и зыбкой
То, что он улыбается странною
И такой непонятной улыбкой.
И герои все были развенчаны,
Оказались их мысли преступными,
Оказались красивые женщины
И холодными и неприступными.
И взмолилась толпа бесталанная -
Эта серая масса бездушная,-
Чтоб сказал он им самое главное,
И открыл он им самое нужное.
И, забыв все отчаянья прежние,
На свое место встало все снова:
Он сказал им три са нежные
И давно позабытые .