Маргарита Алигер. Красивые стихотворения, творчество, лирика.

Подживает рана ножевая.
Поболит нет-нет, а всё не так.
Подживает, подавая знак:
- Подымайся!
Время!
Ты - живая!
Обращаюсь к ране ножевой,
в долготу моих ночей и дней:
- Что мне делать на земле, живой?
А она в ответ:
- Тебе видней.

Опять они поссорились в трамвае,
Не сдерживаясь, не стыдясь чужих...
Но, зависти невольной не скрывая,
Взволнованно глядела я на них.

Они не знают, как они счастливы.
И слава богу! Ни к чему им знать.
Подумать только! - рядом, оба живы,
И можно всё исправить и понять...

И все-таки настаиваю я,
И все-таки настаивает разум:
Виновна ли змея в том, что она змея,
Иль дикобраз, рожденный дикобразом?
Или верблюд двугорбый, наконец?
Иль некий монстр в государстве неком?
Но виноват подлец, что он - подлец.
Он все-таки родился человеком!

Уснул, мое сокровище,
Не встанет ото сна.
Не выветрилась кровь еще,
Земля еще красна.

И новая трава еще
Над ним не проросла.
И рядом спят товарищи,
Не встанут ото сна.

И птицы поднебесные,
Когда на юг летят,
Могилы эти тесные
В полете разглядят.

И земляки солдатские,
Когда в поля пойдут,
Могилы эти братские
Не вспашут, обойдут.

Ветрами чисто метены,
Без памятных камней,
Хранит земля отметины
Погибших сыновей.

И если чудо сбудется
В далекие года,
Война людьми забудется,
Землею - никогда!

...И впервые мы проснулись рядом
Смутным утром будничного дня.
Синим-синим, тихим-тихим взглядом
Ты глядел безмолвно на меня.

Есть минута счастья и печали,
И черты меж них не провести...
Именно об этом мы молчали
Первым утром страдного пути.

Все сделанное человеком
Рассказывает нам о нем,
Отмечено не только веком,
Не только годом —
Каждым днем.
Полны душевного горенья,
Доходят к нам из давних лет
Его труды, его творенья,
Как звезд умерших длинный свет.
Душа чужая — не потемки,
А электрический разряд.

И вы, далекие потомки,
Когда оглянетесь назад,
Поймете ль, жмурясь от сполоха,
Пронзающего толщу тьмы,
Что это светит та эпоха,
Которую творили мы.
Что это бьет источник света
Из сердца каждого из нас,
Откуда первая ракета
Взлетела в космос в первый раз.

За какие такие грехи
Не оставшихся в памяти дней
Все трудней мне даются стихи,
Что ни старше душа, то трудней.
И становится мне все тесней
На коротком отрезке строки.
Мысль работает ей вопреки,
А расстаться немыслимо с ней.
Отдаю ей все больше труда.
От обиды старею над ней.
Все не то, не к тому, не туда,
Приблизительней, глуше, бледней.
Я себе в утешенье не лгу,
Задыхаясь в упреке глухом.
Больше знаю и больше могу,
Чем сказать удается стихом.
Что случилось? Кого мне спросить?
Строй любимых моих и друзей
Поредел... Все трудней полюбить.
Что ни старше душа, то трудней.
Не сдавайся, не смей, не забудь,
Как ты был и силен и богат.
Продолжай несговорчивый путь
Откровений, открытий, утрат.
И не сдай у последних вершин,
Где на стыке событий и лет
Человек остается один
И садится за прозу поэт.

Я помню сырую комнату с огромной дымящей печью,
Где на одну стипендию мы жили с тобой вдвоём.
Пустую и темноватую, обжитую, человечью,
С любительской фотографией на старом столе твоём.

Беззубые наши вилки, погнутые наши ложки.
На крашеном подоконнике от чайника круглый след.
Я даже припоминаю вкус холодной картошки
И давнишних рыбьих консервов противный томатный цвет.

Я помню тебя тогдашнего, родные твои привычки.
Как ты меня окликаешь, глаза приоткрыв едва.
Как ты грызёшь папиросы, как ты ломаешь спички,
Как говоришь глуховато ласковые слова.

И свет той бессонной ночи, томящий и мутноватый.
В портфель запихавши вещи, я тихо ушла поутру.
Первую гололедицу посыпал песок красноватый,
И замерзали слёзы на ледяном ветру.

Одно только я забыла:
За что я тебя любила.

Несчётный счёт минувших дней
Неужто не оплачен?
...Мы были во сто крат бедней
И во сто крат богаче.
Мы были молоды, горды,
Взыскательны и строги.
И не было такой беды,
Чтоб нас свернуть с дороги.
И не было такой войны,
Чтоб мы не победили.
И нет теперь такой вины,
Чтоб нам не предъявили.
Уж раз мы выжили.
Ну, что ж!
Судите, виноваты!
Всё наше:
Истина и ложь,
Победы и утраты,
И стыд, и горечь, и почёт,
И мрак, и свет из мрака.
...Вся жизнь моя — мой вечный счёт,
С лихвой, без скидок и без льгот,
На круг, — назад и наперёд, —
Оплачен и оплакан.

Когда гуляют молния и гром,
Когда гроза захлестывает дом,
В тепле постельном, в смутном полусне
Одно и то же глухо снится мне.
Как будто я лежу на дне морском,
Затянутая илом и песком,-
И никаких движений и дорог,
И никаких решений и тревог,
И никаких ни помыслов, ни дум,
И надо мной многопудовый шум,
И надо мной великая вода...
И, боже мой, как хочется тогда
В мир вечных битв, волнений и труда,
В сороковые милые года!

В мире, где живёт глухой художник,
Дождик не шумит, не лает пёс.
Полон мир внезапностей тревожных,
Неожиданных немых угроз.

А вокруг слепого пианиста
В яркий полдень не цветут цветы:
Мир звучит встревоженно и чисто
Из незримой плотной пустоты.

Лишь во сне глухому вдруг приснится
Шум дождя и звонкий лай собак.
А слепому – летняя криница,
Полдень, одуванчик или мак.

...Всё мне снится, снится сила духа,
Странный и раскованный талант.
Кто же я, художник ли без слуха
Или же незрячий музыкант?

Если было б мне теперь
Восемнадцать лет,
Я охотнее всего
Отвечала б: нет!

Если было б мне теперь
Года двадцать два,
Я охотнее всего
Отвечала б: да!

Но для прожитых годов,
Пережитых лет,
Мало этих малых слов,
Этих "да" и "нет".

Мою душу рассказать
Им не по плечу.
Не расспрашивай меня,
Если я молчу.