Лучшие стихи поэта - классика, друга Пушкина, Владимира Раевского.
Шарлоте (Давно ли в неге утопал...)
Давно ли в неге утопал,
Пылая страстью безмятежной?
Давно ль зари восход блистающей встречал
На груди белоснежной?..
Пылая страстью безмятежной?
Давно ль зари восход блистающей встречал
На груди белоснежной?..
Шарлота! грозен взор завистливой судьбы -
Она нас разлучила,
Не внемля голосу мольбы,
Утехи цвет скосила.
Но буря грозная минет,
Мы свидимся с тобою -
Душа надеждою живет...
Разлука не страшна мечтою!..
Пусть верность будет твой закон,
Добро - путеводитель,
И спутник верных, Абеон,
Нам снова возвратит обитель.
В замену радостей, забав и страсти милой
Осталися в удел недуги и печаль...
И мысль от прошлого, стремясь в безвестну даль,
Знакомит нас с безвестною могилой!..
Так ложною мечтой доселе ослепленный...
Так ложною мечтой доселе ослепленный,
Напрасно мыслил я о счастливых часах.
Тебе ль знать радости? Твой разум заблужденный
Не мог предузнавать о будущих бедах,
Давно назначенных губительной судьбою;
Лишь смерть желанная спасительной рукою
Тебя освободит от горестей твоих!
Тебе ль переломить судьбы определенье
И силой Сильного избегнуть назначенье?
Исчезнули мечты, я счастлив был лишь миг,
И счастлив только заблужденьем,
Которое, как вихрь, исчезло мановеньем.
Ни ласки нежные, ни кротость, ни любовь,
Ни одинакая текущая в нас кровь —
Ничто не умягчит дух злобный и враждебный!
А я, не опытом, безумный, увлеченный,
Предвидеть будущих несчастий не возмог.
Кто ж этому виной? Я сам иль сильный Бог.
Напрасно мыслил я о счастливых часах.
Тебе ль знать радости? Твой разум заблужденный
Не мог предузнавать о будущих бедах,
Давно назначенных губительной судьбою;
Лишь смерть желанная спасительной рукою
Тебя освободит от горестей твоих!
Тебе ль переломить судьбы определенье
И силой Сильного избегнуть назначенье?
Исчезнули мечты, я счастлив был лишь миг,
И счастлив только заблужденьем,
Которое, как вихрь, исчезло мановеньем.
Ни ласки нежные, ни кротость, ни любовь,
Ни одинакая текущая в нас кровь —
Ничто не умягчит дух злобный и враждебный!
А я, не опытом, безумный, увлеченный,
Предвидеть будущих несчастий не возмог.
Кто ж этому виной? Я сам иль сильный Бог.
1810-е годы
Сетование
В младенчестве моем я радости не знал.
Когда лишь с чувствами, с невинностью знакомый,
К родителям моим я руки простирал,
Врожденной добротой влекомый,
Я нежной ласки ожидал.
Увы! Тогда мой взор суровый взгляд встречал.
Я плакал, но еще несчастия не знал!
В те дни, как чувствами природой оживленный,
Я помнить стал себя, предметы различать,
Стал чувствовать добро,— незнаньем увлеченный,
Я мнил любезных мне с восторгом обнимать!
Но, ах! несчастного удел определенный
Лишь горести встречать.
Я плакал, но еще мог слезы забывать!..
Когда лишь с чувствами, с невинностью знакомый,
К родителям моим я руки простирал,
Врожденной добротой влекомый,
Я нежной ласки ожидал.
Увы! Тогда мой взор суровый взгляд встречал.
Я плакал, но еще несчастия не знал!
В те дни, как чувствами природой оживленный,
Я помнить стал себя, предметы различать,
Стал чувствовать добро,— незнаньем увлеченный,
Я мнил любезных мне с восторгом обнимать!
Но, ах! несчастного удел определенный
Лишь горести встречать.
Я плакал, но еще мог слезы забывать!..
О милая, прости минутному стремленью...
О милая, прости минутному стремленью:
Желаньем движимый причину благ познать,
Могу ли, слабый, я всесильному влеченью
Природы-матери в борьбе противустать?
И чувства покорить холодному сужденью?
Лауры пламенный певец,
Лаурой вдохновенный,
При плесках лавровый венец
В награду получил за свой талант смиренный!
Поэту юному, мне ль вслед ему парить?
Бессмертие удел феномену-поэту!
Я не могу, как он, быть изумленьем света,
Но пламенней его могу тебя любить!
Желаньем движимый причину благ познать,
Могу ли, слабый, я всесильному влеченью
Природы-матери в борьбе противустать?
И чувства покорить холодному сужденью?
Лауры пламенный певец,
Лаурой вдохновенный,
При плесках лавровый венец
В награду получил за свой талант смиренный!
Поэту юному, мне ль вслед ему парить?
Бессмертие удел феномену-поэту!
Я не могу, как он, быть изумленьем света,
Но пламенней его могу тебя любить!
Но пусть счастливейший певец...
Но пусть счастливейший певец,
Любимец муз и Аполлона,
Сей новый берег Ахерона,
Теней жилище воспоет!
Сковала грудь мою, как лед,
Уже темничная зараза.
Холодный узник отдает
Тебе сей лавр, певец Кавказа!
Коснись струнам, и Аполлон,
Оставя берег Альбиона,
Тебя, о юный Амфион,
Украсит лаврами Бейрона.
Воспой те дни, когда в цепях
Лежала наглая обида,
Когда порок, как бледный страх,
Боялся собственного вида.
Воспой величие царей,
Их благость должную к народу,
В десницах их его свободу
И право личное людей.
Воспой простые предков нравы,
Отчизны нашей век златой,
Природы дикой и святой
И прав естественных уставы.
Быть может смелый голос твой
Дойдет до кесаря молвою,
Быть может с кротостью святою
Он бросит не суровый взор
На мой ужасный приговор
И примирит меня с судьбою.
Быть может кончен жребий мой.
Любимец муз и Аполлона,
Сей новый берег Ахерона,
Теней жилище воспоет!
Сковала грудь мою, как лед,
Уже темничная зараза.
Холодный узник отдает
Тебе сей лавр, певец Кавказа!
Коснись струнам, и Аполлон,
Оставя берег Альбиона,
Тебя, о юный Амфион,
Украсит лаврами Бейрона.
Воспой те дни, когда в цепях
Лежала наглая обида,
Когда порок, как бледный страх,
Боялся собственного вида.
Воспой величие царей,
Их благость должную к народу,
В десницах их его свободу
И право личное людей.
Воспой простые предков нравы,
Отчизны нашей век златой,
Природы дикой и святой
И прав естественных уставы.
Быть может смелый голос твой
Дойдет до кесаря молвою,
Быть может с кротостью святою
Он бросит не суровый взор
На мой ужасный приговор
И примирит меня с судьбою.
Быть может кончен жребий мой.
Непорочность любви
Туманится небо, перун загремел...
Сокрылся за тучами луч яркий денницы...
Я страстью горел
И чашу восторгов на персях девицы
При шуме перуна мгновенно испил...
Всё смолкло, всё тихо, но нежны ланиты Шарлоты
Румянец покрыл,
И локоны зефир волнует развиты,
И перси лобзает под дымкой сквозной.
И грозное небо и громы щадят наслажденье.
Друг нежный, Шарлота, любови святой
Устав натуральный не есть преступленье!..
Нам сердце и совесть порукой с тобой.
Взгляни, после буря природа гордится
Творенья красой!
И сердце невольно к природе стремится...
Пусть снова ударит перун над главой!
Пусть небо готовит нам сильное мщенье,
Но, друг мой, с тобой
Мне жизнь лишь восторги, а смерть - утешенье.
Сокрылся за тучами луч яркий денницы...
Я страстью горел
И чашу восторгов на персях девицы
При шуме перуна мгновенно испил...
Всё смолкло, всё тихо, но нежны ланиты Шарлоты
Румянец покрыл,
И локоны зефир волнует развиты,
И перси лобзает под дымкой сквозной.
И грозное небо и громы щадят наслажденье.
Друг нежный, Шарлота, любови святой
Устав натуральный не есть преступленье!..
Нам сердце и совесть порукой с тобой.
Взгляни, после буря природа гордится
Творенья красой!
И сердце невольно к природе стремится...
Пусть снова ударит перун над главой!
Пусть небо готовит нам сильное мщенье,
Но, друг мой, с тобой
Мне жизнь лишь восторги, а смерть - утешенье.
Песнь невольника
Пенаты добрые, отчизны берег милый,
Поля родимые, где в юности счастливой
Мой век с беспечностью покойно, мирно тек,
Простите навсегда! Окованный цепями,
Я скорбь делю с слезами,
И сир и одинок!
Страдалец немощный, отец чадолюбивый!
Кто даст тебе приют покойный и счастливый?
Увы! изведать скорбь тебе назначил рок
У гроба хладного вечернею зарею:
Твой сын уж не с тобою,
Он сир и одинок!
Давно ль в обители спокойной, безмятежной
С детьми-малютками и матерью их нежной
Я радости вкушал?.. Но злобный дух прорек
Разлуку горькую с супругой, сиротами —
И я томлюсь цепями,
Я сир и одинок!
Товарищи-друзья! и с вами разлученный,
Не буду более под тенью лип смиренных
Я счастью гимны петь: миг радостей протек!
На чуждой стороне, игралище судьбины,
Я жду бедам кончины
И сир и одинок!
Поля родимые, где в юности счастливой
Мой век с беспечностью покойно, мирно тек,
Простите навсегда! Окованный цепями,
Я скорбь делю с слезами,
И сир и одинок!
Страдалец немощный, отец чадолюбивый!
Кто даст тебе приют покойный и счастливый?
Увы! изведать скорбь тебе назначил рок
У гроба хладного вечернею зарею:
Твой сын уж не с тобою,
Он сир и одинок!
Давно ль в обители спокойной, безмятежной
С детьми-малютками и матерью их нежной
Я радости вкушал?.. Но злобный дух прорек
Разлуку горькую с супругой, сиротами —
И я томлюсь цепями,
Я сир и одинок!
Товарищи-друзья! и с вами разлученный,
Не буду более под тенью лип смиренных
Я счастью гимны петь: миг радостей протек!
На чуждой стороне, игралище судьбины,
Я жду бедам кончины
И сир и одинок!
Начало 1820-х годов
Песнь природе
О музы кроткие, простите дерзновенью
Певца безвестного, летящего на Пинд
Не лавры пожинать в награду песнопенью,
Но видеть ваш привет, улыбку пиерид!
Природе всеблагой слагаю песнь хвалебну.
В благоговении, с поникшей головой,
Объемлю таинство и стройность совершенну!
И духом возношусь — превыше тьмы земной!
Певца безвестного, летящего на Пинд
Не лавры пожинать в награду песнопенью,
Но видеть ваш привет, улыбку пиерид!
Природе всеблагой слагаю песнь хвалебну.
В благоговении, с поникшей головой,
Объемлю таинство и стройность совершенну!
И духом возношусь — превыше тьмы земной!
1810-е годы